Колыбельные. «Ночь». Даниил Хармс/ Lullabies. «Night». Daniil Kharms

English version below

Необходимо отметить, что творчество Даниила Хармса для меня имеет особую притягательность, потому что я его открыла совершенно самостоятельно. Мне никто не советовал, родители и другие родственники не были знакомы с произведениями этого необычного писателя, никто не подсказывал мне почитать его стихи.

В один прекрасный день в мои руки попала потрепанная книжечка стихов Хармса для детей небольшого формата в мягком переплете с невыразительной обложкой и черно-белыми скупыми иллюстрациями. Я стала читать её своему маленькому сыну… Сказать, что мы были впечатлены этими стихами, – это ничего не сказать.

Мы с сыном ничего не знали об истории создания этих стихотворений, но чем-то, внутри нас живущим, сразу приняли новые способы диалога автора с читателем, «заимствованные» из детских правил общения: веселых подвохов, розыгрышей, провокаций. Мы понимали, что это что-то принципиально иное, чем читанная нами до этого детская поэзия. Не имея понятия о литературе абсурда, мы наслаждались перекатываниями на языке слабо связанных слов, вроде бы лишенных смысла, а на самом деле, несущих для каждого свои смыслы.

Как и многие авторы, пишущие для детей, Хармс писал также о снах, о магии ночи, о таинстве засыпания. Частенько писал в форме считалок, загадок, небылиц, перевертышей, игровых припевок, не отказывая себе в так любимом удовольствии похулиганить. Юмор Хармса неочевиден, в него нужно вдумываться и находить спрятанную суть, которая вряд ли подлежит точной расшифровке.

Например, в стихотворении «Шел Петров однажды в лес» ярко описано состояние человека, видящего странный сон, в котором неизвестно куда исчезают персонажи. При этом мы так и не понимаем – сон ли это, как частенько и бывает во сне.

Это небылица?

По мнению литературоведов, это яркий образ, помогающий нам задуматься об известном умозаключении: ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Особенно, если учесть, что упоминаемый в стихотворении Бергсон – известный французский философ, со многими трудами которого Хармс был знаком.

Шел Петров однажды в лес,

Шел и шел и вдруг исчез.

«Ну и ну,- сказал Бергсон,-

Сон ли это? Нет, не сон».

Посмотрел и видит ров,

А во рву сидит Петров.

И Бергсон туда полез.

Лез и лез и вдруг исчез.

Удивляется Петров:

«Я, должно быть, нездоров.

Видел я: исчез Бергсон.

Сон ли это? Нет, не сон».

Не зря Хармс много – и очень интересно! – писал для детей. Ведь дети склонны совершенно естественно воспринимать несуразную и не очень понятную действительность. При этом детские стихи и истории Хармса отличаются внятностью замысла, четкостью и чеканностью композиции, классическим единством формы и содержания. Он совершенно ясно представлял себе то, о чем писал.

Также, как и другие авторы того времени, Хармс занимался переводами иностранных произведений для детей, которые вызывали у него неподдельный интерес. Он привносил в эти переводы свои ощущения таинственности, непонятности, нелепости окружающего мира, без которых жизнь не представлялась ему достаточно полной.

Зачастую в стихах Хармса присутствуют забавные и правдоподобные истории, как в отрывке о ночных приключениях из юмористического произведения немецкого поэта Вильгельма Буша о проделках двух щенков Плиха и Плюха и их владельцев, братьев Пауля и Петера, в переводе Хармса, – истории, так понятные любым маленьким сорванцам.

Ночь.

Луна.

Не дует ветер.

На кустах не дрогнет лист.

Спят в кроватях

Пауль и Петер.

Слышен только

Храп и свист.

Плих и Плюх

Сидели тихо,

Но, услыша

Свист и храп,

Стали вдруг

Чесаться лихо

С громким стуком

Задних лап.

Почесав

Зубами спины

И взглянув

С тоской вокруг,

На кровати

Под перины

Плих и Плюх

Полезли вдруг.

Тут проснулись оба брата

И собак прогнали прочь.

На полу сидят щенята.

Ах, как долго длится ночь!

Есть среди различных провокационных стихов Хармса также милые трогательные стихи, положенные на мелодичную убаюкивающую мелодию, например, колыбельная «Ночь» (музыка Александра Пинегина).

Ночь

Дремлет сокол.

Дремлют пташки.

Дремлют козы и барашки,

А в траве в различных позах

Спят различные букашки.

Дремлет мостик над водой,

Дремлет кустик молодой.

Пятаков Борис Петрович

Дремлет кверху бородой.

Возникает вопрос – хотел бы Хармс, чтобы его стихи были положены на столь традиционно убаюкивающую малышей мелодию?

Он – автор стихов, являющихся великолепными образцами литературы абсурда, утверждал, что в жизни его интересует только то, что не имеет практического смысла, только то, что принято характеризовать словом «чушь». «Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении», – писал в 1937 году поэт (по рождению Даниил Иванович Ювачев (1905-1942)). Его творческий метод – это выворачивание реальности наизнанку, которую затем слегка подшитую снова выворачивают «рукавами внутрь». По Хармсу настоящее искусство должно стоять в ряду первой реальности, создавать мир и одновременно быть его первым отражением.

Поэтому, я думаю, что и музыка, поддерживающая его поэзию, должна соответствовать этим целям и задачам.

Возможно, Хармсу больше бы понравилась музыка композитора Анны Шатковской к музыкальному циклу «Хармсляндия», ударяющая по нашему слуху четко выверенными диссонансами, акцентирующими внимание на соответствующих провокациях Хармса, использующая современные приемы гармонии и различные звуки, вплетенные в музыкальное повествование.

Текст стихов Хармса, положенных в основу цикла «Хармсляндия».

Из дома вышел человек

Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.

Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.

И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.

Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей,
Скорей скажите нам.

Очень-очень вкусный пирог (стих-загадка)

Я захотел устроить бал,

И я гостей к себе…

Купил муку, купил творог,

Испек рассыпчатый…

Пирог, ножи и вилки тут —

Но что-то гости…

Я ждал, пока хватило сил,

Потом кусочек…

Потом подвинул стул и сел

И весь пирог в минуту…

Когда же гости подошли,

То даже крошек…

Веселый старичок

Жил на свете стаpичок

Маленького pоста,

И смеялся стаpичок

Чpезвычайно пpосто:

    «Ха-ха-ха

    Да хе-хе-хе,

    Хи-хи-хи

    Да бyх-бyх!

    Бy-бy-бy

    Да бе-бе-бе,

    Динь-динь-динь

    Да тpюх-тpюх!»

Раз, yвидя паyка,

Стpашно испyгался.

Hо, схватившись за бока,

Гpомко pассмеялся:

    «Хи-хи-хи

    Да ха-ха-ха,

    Хо-хо-хо

    Да гyль-гyль!

    Ги-ги-ги

    Да га-га-га,

    Го-го-го

    Да бyль-бyль!»

А yвидя стpекозy,

Стpашно pассеpдился,

Hо от смеха на тpавy

Так и повалился:

    «Гы-гы-гы

    Да гy-гy-гy,

    Го-го-го

    Да бах-бах!

    Ой, pебята не могy!

    Ой, pебята,

    Ах-ах!»

Обращение к эстетике абсурда в России в начале XX столетия связано непосредственно с теми событиями, которые тогда происходили. Привычный уклад жизни был перевернут с ног на голову, люди были растеряны, не знали, что ждет их завтра. Таким образом, абсурд в обыденной жизни породил абсурд в жизни литературной.

Поэтому, следуя логике стихотворного творчества Хармса, исполнитель Лева Майк пытается «абсурдистски» музыкально обыграть сон профессора из «Истории сдыгр аппр». Честно говоря, удается ему это далеко не идеально, но мне представляется любопытным послушать это исполнение для сравнения разных музыкальных интерпретаций творчества Хармса.

Тихо плещет Океан

Скалы грозные ду-ду

Тихо светит Океан

Человек поет в дуду

Тихо по морю бегут

Страха белые слоны

Рыбы скользкие поют

Звезды падают с луны

Домик слабенький стоит

Двери настежь распахнул

Печи теплые сулит

В доме дремлет караул

А на крыше спит старуха

На носу ее кривом

Тихим ветром плещет ухо

Дуют волосы кругом

А на дереве кукушка

Сквозь очки глядит на север

Не гляди моя кукушка

Не гляди всю ночь на север

Там лишь ветер карабистр

Время в цифрах бережет

Там лишь ястреб сдыгр устр

Себе добычу стережет

Существуют и такие композиции на произведения Хармса, как «Дни дни клонились к вечеру…».

По-видимому, это один из его текстов, где свойства времени являются центром сюжета – здесь временная сжатость создает едва ли не апокалипсическую картину мира: отсутствующее утро, быстро переходящее в сумерки, крадущие у нас день и время в целом. По-моему, музыкальное настроение композиции вполне соответствует задумке автора стихотворения.

Дни дни клонились к вечеру

и утро было точно обрезано

отсутствовало при начале дня.

Сразу сразу зацветало солнце

поднимая растения в надземные местности

раскрывая чашечки цветов

и заставляя воду из рек испаряться в надземные местности

То человек спал видя сон

то сразу шёл в мохнатой войлочной шапке

продавать своё имущество

или по иному какому делу

или просто удить рыбу приговаривая: удись удись голубая сестра

День становился добрым

и вдруг на Неве грохотала пушка называя полдень

так страшно неожиданно,

что на мосту два дровосека подпрыгнули ударив тяжёлыми сапогами по камню.

В эти дни дьявол разгуливал по улицам в образе часовщика предлагая свои услуги.

В «Веселом скрипаче» Хармс дает понять читателю, как привычна и подчас незаметна игра скрипача, даже если она необыкновенно хороша. Гармония воспринимается людьми как сама жизнь, которая состоит не только из замечательной музыки, а и из смеха, мальчиков, проходящих по улице с калачом в руках, пробегающих мимо собачонок и множества других ежедневных мелочей, которые могут затмевать от нас чудо красоты. А ведь нам в жизни зачастую его так не хватает, что мы готовы слушать чудо всю ночь…

Проходит Володя

И тихо хохочет,

Володя проходит

И грабли волочит.

Потом достаёт

Из кармана калач,

И две собачонки

Проносятся вскачь.

И пристально смотрит

Скрипач на песок

И к скрипке привычно

Склоняет висок.

И думают люди:

«Вот это игра!

Мы слушать готовы

Всю ночь до утра!»

В нескольких публикациях в интернете нашла одинаковую ссылку на явное «хулиганство» Даниила Хармса в следующей колыбельной.

Баю-бай, да  баю-бай,
Ты-ко спи да засыпай!
Таракан дрова рубил,
Себе голову срубил.
Комар воду возил,
В грязи ноги увязил.
Его мухи выдирали,
Живот, сердце надорвали.

Возможно, где-то Хармс и опубликовал эти шуточные стихи. Только они не его авторства. На странице 59 издания Александра Федоровича Можаровского «Из жизни крестьянских детей Казанской губернии» (1882) приведен этот незатейливый стишок в полном объеме.

Так что и такие ошибки интернета возможны в приписывании несостоявшегося авторства Хармса.

Хармс был очень запоминающимся человеком. Он был высокого роста, сильно сутулился. Лицо – ровного серого цвета, глаза – голубые. Русые волосы, гладко зачесанные назад, опускались хвостиком на воротник. Даниил Иванович любил хмуриться, отчего между бровей залегала глубокая складка. У современников он имел репутацию чудака, загадочного человека, способного на самые экстравагантные поступки. Так, к примеру, Хармс не только писал стихи, прозу, пьесы, но и неплохо рисовал, играл на валторне и фисгармонии, прекрасно выбивал чечетку, показывал фокусы, придумывал смешные игры-головоломки, сочинял чудные философские трактаты, справедливо считался удивительным мастером розыгрышей.

Его путеводная нить – стремление произвести впечатление, удивить, поставить в тупик читателя. При этом удастся ли ему самому не зайти в тупик как повествователю, объединить и завершить текст – зависит от случая, то есть от потенциала неожиданного и смешного, заложенного в начальных и поворотных точках сюжета. Неудивительно, что такое большое количество текстов Хармса осталось незавершенным уже в самом начале.

Рационально понять и объяснить Даниила Хармса невозможно, его рассказы и стихотворения не самоцельно абсурдны, а функционально «собраны не так», как ожидает читатель: новые повороты сюжета, поступки и реплики персонажей, комментарии рассказчика, конструкции фраз неизменно вызывают изумление. Отклонения пронизывают все уровни произведений Хармса, делая непротиворечивую интерпретацию этих произведений практически невозможной. Но в этом и заключается их привлекательность.

Хармсу было отпущено всего 36 лет… В один несчастливый для читателей день Даниил Ювачев вышел из дома и тоже исчез, как многие из его персонажей…

23 августа 1941 года, в начале войны, Хармс был в третий – и в последний раз – арестован. А в начале 1942 года он умер в новосибирской тюремной больнице.

Его книги были сняты с полок детских библиотек, а само имя талантливого мистификатора надолго предано забвению.

Однако творчество Хармса, творчество удивительно яркое и неподражаемое, творчество человека, чье имя в какой-то мере стало отражением своей эпохи, смешной и абсурдной, великой и трагической одновременно, спустя время, все же нашло своего читателя.

English version

It should be noted that the work of Daniil Kharms has a special attraction for me, because I discovered it completely on my own. No one advised me, my parents and other relatives were not familiar with the works of this unusual writer, no one prompted me to read his poems.

One fine day, a shabby little book of Kharms’ poems for children, in soft cover with an inexpressive cover, fell into my hands, and I began to read it to my little son. To say that we were impressed by these verses is an understatement.

My son and I did not know anything about the history of the creation of these poems, but something living inside us immediately accepted new ways of the author’s dialogue with the reader, “borrowed” from children’s rules of communication: funny tricks, practical jokes, provocations. We understood that this was something fundamentally different from the children’s poetry we had read before. Having no idea about the literature of the absurd, we enjoyed the rolling in the language of loosely connected words, seemingly devoid of meaning, but in fact, carrying their own meanings for everyone.

Like many authors writing for children, Kharms wrote about dreams, about the magic of the night, about the mystery of falling asleep. He often wrote in the form of counting rhymes, riddles, fables, shifters, game choruses, indulging in his so beloved desire to misbehave. All Kharms’ humor is not obvious, you need to think about it and find the hidden essence, which simply cannot be accurately deciphered.

For example, in the poem «Ein Petrow ging mal im Wald» the state of a person who sees a strange dream is vividly described, in which the characters disappear to no one knows where. At the same time, we still do not understand whether this is a dream, as often happens in a dream. Is this fiction? According to literary critics, this is a vivid image that helps us think about the well-known conclusion: nothing arises from nothing and does not disappear without a trace. Especially when you consider that Bergson, mentioned in the poem, is a famous French philosopher, with many of whose works Kharms was familiar.

Ein PetrOw ging mal im Wald

und verschwand da plötzlich bald.

Fragt Henri Bergson: Ein Traum?

Tja, ich weiß nicht. Eher kaum.

Man guckt hin und sieht ein Loch,

Drinnen sitzt Petrow jedoch.

Der Bergson steigt zu ihm ab

Und verschwindet auch, weshalb

Wundert sich Petrow dort her:

Ich bin krank wahrscheinlich sehr,

Denn Bergson schwand aus dem Raum.

Irgendwelcher Traum? Wohl kaum.

Writer Kharms a lot — and very interesting! — wrote for children. After all, children tend to perceive the absurd and not very clear reality quite naturally. At the same time, Kharms’ children’s poems and stories are distinguished by their intelligibility, clarity and precision of composition, and the classical unity of form and content. He knew exactly what he was writing about.

Also, like other authors of that time, Kharms was engaged in translations of foreign works for children, which aroused genuine interest in him. He brought into these translations his feelings of mystery, incomprehensibility, absurdity of the surrounding world, without which life did not seem complete enough to him.

Often Kharms’ poems contain funny and believable stories, as in the passage about night adventures from the humorous work of the German poet Wilhelm Busch about the antics of two puppies Plich and Pluch and their owners, the brothers Paul and Peter, translated by Kharms — stories that are so understandable to any little tomboys.

Among the various provocative poems of Kharms, there are also cute touching poems set to a melodic lulling melody, for example, the lullaby «The Night» (music by Alexander Pinegin).

The falcon is sleeping about the birdies.

The goats doze off, and lambs sleep too.

And in the grasses, in different poses,

Different insects are napping each too.

A small bridge is napping over water,

A young small bush is sleeping near.

With beard raised skyward, no snore,

Pyatakov Boris Petrovich slept ashore.

The question arises — would Kharms want his poems to be set to such a traditionally lulling melody for kids?

He — the author of poems, which are excellent examples of the literature of the absurd, argued that in life he was only interested in what has no practical meaning, only what is usually characterized by the word «nonsense». “I am interested in life only in its absurd manifestation,” wrote the poet (born Daniil Ivanovich Yuvachev (1905-1942)) in 1937. His creative method is turning reality inside out, which is then slightly hemmed and turned inside out again. According to Kharms, real art should stand among the first reality, create the world and at the same time be its first reflection.

Therefore, I think that the music that supports his poetry should correspond to these goals and objectives.

Perhaps Kharms would have liked the music of the composer Anna Shatkovskaya for the musical cycle “Kharmslandia” more, striking our ears with clearly calibrated dissonances, focusing on the corresponding provocations of Kharms, using modern techniques of harmony and various sounds woven into the musical narrative.

From home human has went out

From home human has went out

    with the club and the sack,

and to long way,

    and to long way,

    he headed on foot.

He all the time went straight ahead

    and always looked ahead,

didn’t sleep, didn’t drink,

    didn’t drink, didn’t sleep,

    didn’t sleep, didn’t drink, didn’t eat.

And here one day at early dawn

    he entered gloomy woods,

and ever since,

    and ever since,

    and ever since, he vanished.

But if one day – it is maybe,

    you’ll meet him anywhere,

then, hurry up,

    then, hurry up,

Inform as soon as see.

A very-very tasty pie

Having decided to host a ball,

My guests, I had to…

I checked a book of recipes,

To make this pie, I’m short on…

The pie is ready, the table’s set,

But guests didn’t arrive just…

I waited, while my willpower lasted,

Then, a piece of pie I…

Then, I chair to the table moved,

And the entire pie I had…

When finally my guests came by,

There weren’t even crumbs to…

Cheerful old man

He lived in the world the old man
Vertically challenged,
And the old man laughing
Extremely pposto : & quot; Ha ha ha Yes, heh -heh-heh , hee — hee — hee — byh byh Yes ! By — by — by Yes baa — baa — baa , ding-ding — ding — tpyuh tpyuh Yes & quot!;
Once , yvidya payka ,
Stpashno ispygalsya .
But , clutching his side ,
Gpomko passmeyalsya : & quot; Hee — hee — hee Yes, ha-ha- ha , ho — ho-ho — gyl gyl Yes ! Gi -gi -gi Yes, ha-ha — ha, Go- go-go — byl byl Yes & quot!;
A yvidya stpekozy ,
Stpashno passepdilsya ,
But laughing at tpavy
And so it fell : & quot; Gee-gee — gee Yes gy — gy — gy , go- go-go Yes bang — bang! Oh , do not pebyata mogy ! Oh , pebyata , Ah — ah & quot!

Kharms was a very memorable person. He was tall and heavily stooped. The face is an even gray color, the eyes are blue. Light brown hair, neatly combed back, fell in a ponytail on the collar. Daniil Ivanovich liked to frown, which caused a deep crease between his eyebrows. Among his contemporaries, he had a reputation as an eccentric, a mysterious person capable of the most extravagant deeds. So, for example, Kharms not only wrote poetry, prose, plays, but also drew well, played the horn and harmonium, perfectly tap-danced, showed tricks, came up with funny puzzle games, composed wonderful philosophical treatises, was rightly considered an amazing master of practical jokes.

His guiding thread is the desire to impress, surprise, confuse the reader. At the same time, whether he himself manages not to reach a dead end as a narrator, to unite and complete the text — depends on the case, that is, on the potential for unexpected and funny, inherent in the initial and turning points of the plot. It is not surprising that such a large number of Kharms’ texts were left unfinished at the very beginning.

The appeal to the aesthetics of the absurd in Russia at the beginning of the 20th century is directly related to the events that were taking place then. The usual way of life was turned upside down, people were confused, did not know what awaits them tomorrow. Thus, absurdity in everyday life gave rise to absurdity in literary life.

It is impossible to rationally understand and explain Daniil Kharms, his stories and poems are not absurd in themselves, but are functionally “assembled differently” as the reader expects: new plot twists, actions and replicas of the characters, the narrator’s comments, phrase constructions invariably cause amazement. Deviations permeate all levels of Harms’ works, making a consistent interpretation of these works almost impossible. But therein lies their attraction.

Kharms was only 36 years old… On one unlucky day for readers, Daniil Yuvachev left the house and also disappeared, like many of his characters…

On August 23, 1941, at the beginning of the war, Kharms was arrested for the third and last time. And at the beginning of 1942 he died in the Novosibirsk prison hospital.

His books were removed from the shelves of children’s libraries, and the very name of a talented hoaxer was forgotten for a long time.

However, the surprisingly bright and inimitable creativity of the writer Kharms, whose name to some extent became a reflection of his era, funny and absurd, great and tragic at the same time, after a while, nevertheless found its reader.