Энди Уорхол и русское искусство #3/ Andy Warhol and Russian art #3

English version below

Пришла пора завершить прогулку по выставке «Тинькофф Город: Энди Уорхол и русское искусство» и посмотреть – что же представлено в последней части выставочной зоны в разделах «Монро», «Слава» и «Memento mori».

Предыдущая публикация по ссылке Энди Уорхол и русское искусство #2.

Кто же не знает знаменитые множащиеся портреты Мэрилин Монро!

Первые её портреты появились в творчестве Уорхола в 1962 году после таинственной, взбудоражившей всю Америку, смерти голливудской дивы. Художник подчеркивал отделение образа от личности и превращение его в привлекательную обертку, вещь. Драма личной и профессиональной жизни Мэрилин Монро оказалась скрыта за идеальной маской голливудской улыбки.

Уорхол был ироничным человеком и художником. Король поп-арта в эпоху масс-маркета и репродукций колко высмеивал понятие «оригинальность», демонстрируя таким образом механизм работы массового производства.

Своя Мэрилин есть и в российской культуре: псевдоним американской актрисы взял художник Владислав Мамышев, который часто представал в образе Монро на фотосессиях и перформансах. Она была для него архетипом, с помощью которого он исследовал идеал красоты, воплощение всеобщей любви, но одновременно с этим трагизм и уязвимость.

На выставке классические уорхоловские портреты Мэрилин Монро висят рядом с фотографией Владислава Мамышева-Монро (1969–2013) в образе американской кинодивы.

Двух художников объединяет то, что оба они были буквально лицедеями.

Застенчивый в юности, страдавший от витилиго (пигментные пятна на лице) Уорхол в конце концов придумал себе образ — он ходил в серебристо-седых паричках (их была целая коллекция) и темных очках. Говорили, что у него были двойники, а также уверяли, что его картины подписывала мама. Он то ли нивелировал, то ли максимально утрировал свою индивидуальность.

Те же цели преследовал и Влад Монро. Художник-актер с тысячью лиц, он обладал исключительным талантом вживаться в образ того персонажа, которого изображал, будь то прелестная барышня или страшный диктатор. Монро растворял свою индивидуальность в вымышленном герое и, конечно, для продвижения личного бренда не мог не воспользоваться образом эффектной блондинки, перед которой он, как и Уорхол, преклонялся.

Необходимо отметить, что кураторы выставки избежали дразнящих, провоцирующих сторон Уорхола, обошли его эротическую тему, травестию, игры с гендером. За это здесь отвечают русские художники, например, упоминаемый уже Владислав Мамышев-Монро, которого мы видим в образах как Мэрилин Монро, так и Любови Орловой, роли которой олицетворяли облик новой советской женщины – энергичной, простодушной и трудолюбивой. С помощью идентификации себя с этим образом художник проживал менталитет целой эпохи.

Уорхол вдохновлялся темой славы и часто изображал голливудских звёзд в технике трафаретной шелкографии.

В конце семидесятых годов прошлого века Энди Уорхол сделал портрет Лайзы Минелли, с которой был дружен. Для всех она была звезда, а для него просто Лайз. Художника поражали не только ее вкус в одежде, но также любвеобильность и многочисленные романы. Эти впечатления Уорхол не преминул подчеркнуть на её портрете акцентом на сексуальные губы актрисы.

Удивительный портрет пленительной Элизабет Тейлор 1964 года был сделан Уорхолом в честь знаменитой актрисы, красотой, чувством стиля и внутренней силой которой он искренне восхищался. Основанная на рекламном кадре из фильма 1960 года «Баттерфилд 8», эта шелкография представляет популярную актрису в серии смелых, плоских цветов, упрощая её образ до мультяшного мотива, популярного в поп-арте.

Энди интересовал образ Элизабет Тейлор, потому что между её публичной и личной жизнью существовал диссонанс. С одной стороны, она была на самом пике своей карьеры, когда была сделана эта фотография, но в частном порядке она боролась с различными серьёзными и опасными для жизни осложнениями со здоровьем.

Радужные цвета этого изображения сначала кажутся яркими и заманчивыми, словно конфеты в кондитерской, но после пристального разглядывания картинка меняется, и цвета начинают восприниматься кричащими и тревожными, подчёркивающими тёмную изнанку, которая частенько присутствовала в Голливуде шестидесятых годов.

В рамках выполнения заказа был написан и портрет шведской актрисы Ингрид Бергман в той же стилистике, что и более знаменитые изображения Лиз Тейлор и Монро.

Размещенные рядом фотографии Медведева Ма не позволяют зрителю успокоиться при взгляде на портреты звезд в мультяшном стиле: они обращают наше внимание на тему трагической хрупкости всего, что связано со стремлением к обладанию и красоте.

Как же Уорхол исследовал феномен славы?

Фраза короля поп-арта «В будущем каждый сможет стать всемирно известным на 15 минут» оказалась пророческой. С появлением социальных сетей и вирусного контента мировая слава легко достается абсолютно любому. Однако указание времени напоминает о ее эфемерности. Став звездой и создав из своего имени бренд, Уорхол прекрасно знал, что такое популярность и каковы ее мрачные аспекты.

Среди героев Энди было, как упоминалось выше, много знаменитостей: актеры и актрисы, легенды рок-музыки, политики, объектом его интересов становились даже образы из мировой истории искусства. Их них поп-артист собрал в единый пантеон современных богов и богинь, рассказывая зрителю о работе массового сознания, непрерывно создающего себе новых кумиров.

Он исследовал феномен славы во всех возможных вариантах, поэтому среди воспетых им знаменитостей оказалась даже «Джоконда». Художник создал несколько серий работ на тему классического искусства, в которых он демонстрирует, что происходит с высоким искусством в современной культуре: оно выходит в тираж, распадается на фрагменты и становится живительным материалом для дальнейших манипуляций не только художников, но и предпринимателей.

«Две золотые Моны Лизы» должны были бы вызывать ассоциацию с чем-то очень ценным и важным. Но дублирующийся образ все больше отрывается от оригинала, теряя свою уникальность и ауру исключительности. В этом и заключается один из принципов поп-арта: смешение высокого и низкого, элитарного и массового, ставшее отражением культурных процессов второй половины XX века и в конце концов получившее название постмодернизма. «Удачным» отражением в работе «Две золотые Моны Лизы» портретов Лайзы и Ингрид, развешанных напротив, неповторимость знаменитой Джоконды размывается полностью. Вряд ли так задумывали устроители выставки, но так случилось и многократно усилило эффект от этой работы Уорхола.

Проект Ростислава Лебедева «Русский пантеон» состоит из ряда картин, посвященных знаковым фигурам отечественной культуры – от Достоевского и Репина до Кабакова и Комара с Меламидом. Как известно, «пантеон» в переводе с греческого означает «собрание всех богов», но с первого взгляда очевидно, что цель проекта – вовсе не восторженное восхваление и без того прославленных лиц, а легкая усмешка по поводу природы славы. Добрая и мудрая ирония по отношению к историческим фигурам-брендам – вообще одна из ключевых тем соц-арта, проходящая через творчество Лебедева на протяжении более трех десятилетий, но в сегодняшнем контексте с зашкаливающими Интернет-голосованиями по выяснению исторической значимости личностей и событий этот проект приобретает особую остроту.

Картины Лебедева подкупают простотой и выразительностью; нарочито советский фон со звездами и стилизованными солнцами воспринимается и как мотив из общего для сегодняшних россиян прошлого, и как знак обращения к великой эпохе, связавшей в тугой узел культуру и пропаганду, героев и тиранов, прошлое и будущее.

Если Лебедев изображает в своих работах «солнца русской культуры», то Сергей Шутов представляет нам свой «пантеон» славы как «цветы тысяч жизней», тех тысяч жизней, которые выдающиеся личности, запечатленные на полотнах, сумели вместить в свою яркую и насыщенную одну-единственную жизнь…

В концепцию выставки великолепно вписались портреты Бориса Ельцина работы Миши Зотова, на которых личность бывшего президента начинается с чуть видной тени самого себя и заканчивается с трудом угадываемым силуэтом политика за завесой невероятной черноты.

Александр Косолапов, также вдохновившись Уорхолом, представляет работу «Горби-Мао», в которой посредством поп-арта позволяет увидеть зрителям заретушированное гримом зацикливание советской идеологии, доведенное до логического конца в затянувшейся монологической речи, создающей бесконечный эффект диалога…

Ух, даже трудно было складно договорить это затейливое предложение – тем более нелегко было выслушивать многочасовые «вдохновляющие» речи, являющиеся отличительной чертой наступившей «гласности»…

Представленные работы российских художников – нескончаемая перекличка с портретами «Мао» короля поп-арта.

В конце XX века Энди Уорхол, наравне с представителями богемы, изображал и политических деятелей, которые доминировали в американских газетах. Одной из самых известных работ является его портрет Мао Цзэдуна, противоречивого коммунистического лидера Китая. Неожиданные всплески цвета в буквальном смысле «стирают лицо» устрашающего образа Мао: мы видим на портретах смелое использование против коммунистической пропагандистской машины её собственного провозглашённого образа.

Создав серию подобных изображений и разместив их на стене, Уорхол превратил лицо Мао в продукт из супермаркета – как бутылки газированного напитка «Кока Колы», которые выстраивают в ряд на полках. «Мао» Уорхола теперь является потребительским продуктом капитализма – той самой его базовой идеей, против которой так рьяно выступал коммунизм.

Цена славы может быть и такой…

А в финале масштабного проекта нас ждет «Смерть» — эта тема волновала Энди с юных лет. Он проницательно говорил: «…когда видишь жуткую картину снова и снова, она уже не оказывает никакого действия». Художник исследовал, как масс-медиа из человеческого горя делают информационные поводы и поднимают продажи изданий. При этом страшные новости, повторяясь из раза в раз, постепенно теряют свою серьёзность и превращаются в жвачку, которую можно обсудить, пережевать и выплюнуть.

По замыслу Энди Уорхола картина этого раздела «Черепа» представляет собой «буквальное умножение смерти». Рядом представлен знаменитый уорхоловский «Электрический стул» – это слегка огламуренное изображение жуткого средства казни, которое стало определенным символом Америки. Энди обращал внимание публики: «Вы бы удивились, узнав, как много людей хотят повесить картину с электрическим стулом на стену своей спальни. Особенно, если цвет фона подходит под обои…» Тут же «Двойной Элвис» тонко затрагивает увлечение Уорхола смертью, что прослеживается в образе знаменитости как готового убивать стрелка, напоминающего о смерти, от которой не может ускользнуть даже слава.

Данную тему экспозиции поддерживают произведения Олега Котельникова и Наты Янчур.

Олег Котельников, представивший серию рисунков с черепами, по стилю напоминает Жан-Мишеля Баския, которого Уорхол очень ценил. На вопрос, почему в качестве главного творческого направления был выбран неоэкспрессионизм, сам художник отвечает: «Все, что мы видим сейчас, уже не повторится, цени момент – этого больше не будет.»

Идеи Наты Янчур достигают кульминации в использовании цифровых технологий, свобода и непосредственность которых позволяет отсечь все лишнее и целиком погрузиться в суть изображенного на картине.

В Древнем Риме фраза «Memento mori» (помни о смерти) произносилась во время триумфального шествия римских полководцев. За спиной военачальника ставили раба, который был обязан периодически напоминать победителю, что, несмотря на свою славу, тот остаётся смертным.

Хочется верить, что у нас с вами всегда есть выбор: повесить в спальне картину с электрическим стулом или дивный пейзаж, идти на выставку или нет, радоваться жизни или горевать о грядущей смерти, упиваться славой или самозабвенно творить, жить или существовать…

Уорхол говорил: «Всегда, когда ты плачешь, ты мог бы смеяться, у тебя есть выбор».

English version

The time has come to complete the walk through the exhibition “Tinkoff City: Andy Warhol and Russian Art” and see what is presented in the last part of the exhibition area in the sections “Monroe”, “Fame” and “Memento mori”.

Previous publication at the link Andy Warhol and Russian art #2.

Who doesn’t know the famous multiplying portraits of Marilyn Monroe!

Her first portraits appeared in Warhol’s work in 1962 after the mysterious death of the Hollywood diva, which excited the whole of America. The artist emphasized the separation of the image from the personality and its transformation into an attractive wrapper, a thing. The drama of Marilyn Monroe’s personal and professional life was hidden behind the perfect mask of a Hollywood smile.

Warhol was an ironic man and an artist. The king of pop art, in the era of mass market and reproductions, caustically ridiculed the concept of “originality,” thus demonstrating the mechanism of how mass production works.

Russian culture also has its own Marilyn: artist Vladislav Mamyshev, who often appears as Monroe in photo shoots and performances, took the pseudonym of the American actress. She was for him an archetype through which he explored the ideal of beauty, the embodiment of universal love, but at the same time tragedy and vulnerability.

In the exhibition, classic Warhol portraits of Marilyn Monroe hang next to a photograph of Vladislav Mamyshev-Monroe (1969–2013) as the American film star.

What the two artists have in common is that they were both literally actors.

Shy in his youth, suffering from vitiligo (pigment spots on the face), Warhol eventually came up with an image for himself — he wore silver-gray wigs (there was a whole collection of them) and dark glasses. They said that he had doubles, and they also assured that his paintings were signed by his mother. He either leveled or exaggerated his individuality as much as possible.

Vlad Monroe also pursued the same goals. An artist-actor with a thousand faces, he had an exceptional talent for getting into the character of the character he portrayed, be it a lovely young lady or a terrible dictator. Monroe dissolved his individuality in a fictional character and, of course, to promote his personal brand he could not help but use the image of a spectacular blonde, whom he, like Warhol, admired.

It should be noted that the curators of the exhibition avoided the teasing, provocative sides of Warhol, avoiding his erotic themes, travesties, and games with gender. Russian artists are responsible for this here, for example, the already mentioned Vladislav Mamyshev-Monroe, whom we see in the images of both Marilyn Monroe and Lyubov Orlova, whose roles personified the image of the new Soviet woman — energetic, simple-minded and hardworking. By identifying himself with this image, the artist lived the mentality of an entire era.

Warhol was inspired by the theme of fame and often depicted Hollywood stars using screen printing techniques.

In the late seventies of the last century, Andy Warhol made a portrait of Liza Minnelli, with whom he was friends. For everyone she was a star, but for him she was just Lisa. The artist was amazed not only by her taste in clothes, but also by her love of love and numerous novels. Warhol did not fail to emphasize these impressions in her portrait with an emphasis on the actress’s sexy lips.

Warhol’s astonishing 1964 portrait of the captivating Elizabeth Taylor was made in honor of the famous actress, whose beauty, sense of style and inner strength he sincerely admired. Based on a promotional still from the 1960 film Butterfield 8, this silkscreen features the popular actress in a series of bold, flat colors, simplifying her image into a cartoonish motif popular in pop art.

Andy was interested in the image of Elizabeth Taylor because there was a dissonance between her public and private life. On the one hand, she was at the very peak of her career when this photo was taken, but privately she was battling various serious and life-threatening health complications.

The rainbow colors of this image at first seem bright and tempting, like candy in a candy store, but upon closer inspection the image changes and the colors begin to be perceived as garish and disturbing, emphasizing the dark underbelly that was often present in Hollywood in the sixties.

As part of the order, a portrait of Swedish actress Ingrid Bergman was painted in the same style as the more famous images of Liz Taylor and Monroe.

The photographs of Medvedev Ma placed nearby do not allow the viewer to calm down when looking at portraits of stars in a cartoon style: they draw our attention to the theme of the tragic fragility of everything that has to do with the desire for possession and beauty.

How did Warhol explore the phenomenon of fame?

The King of Pop Art’s phrase “In the future, everyone will be able to become world famous for 15 minutes” turned out to be prophetic. With the advent of social networks and viral content, world fame can easily come to absolutely anyone. However, the indication of time reminds of its ephemerality. Having become a star and created a brand out of his name, Warhol knew full well what popularity was and what its darker aspects were.

Among Andy’s heroes, as mentioned above, there were many celebrities: actors and actresses, legends of rock music, politicians, even images from the world history of art became the object of his interests. The pop artist collected them into a single pantheon of modern gods and goddesses, telling the viewer about the work of mass consciousness, which is constantly creating new idols for itself.

He explored the phenomenon of fame in all possible variants, so even “La Gioconda” was among the celebrities he praised. The artist created several series of works on the theme of classical art, in which he demonstrates what is happening to high art in modern culture: it goes into circulation, falls into fragments and becomes life-giving material for further manipulations not only by artists, but also by entrepreneurs.

“Two golden Mona Lisas” should be associated with something very valuable and important. But the duplicate image is becoming increasingly detached from the original, losing its uniqueness and aura of exclusivity. This is one of the principles of pop art: a mixture of high and low, elite and mass, which became a reflection of the cultural processes of the second half of the 20th century and eventually received the name postmodernism. By the “successful” reflection in the work “Two Golden Mona Lisas” of the portraits of Lisa and Ingrid, hung opposite, the uniqueness of the famous Mona Lisa is completely blurred. It’s unlikely that the organizers of the exhibition intended this, but it happened and greatly enhanced the effect of this work by Warhol.

Rostislav Lebedev’s project “Russian Pantheon” consists of a number of paintings dedicated to iconic figures of Russian culture — from Dostoevsky and Repin to Kabakov and Komar with Melamid. As you know, “pantheon” translated from Greek means “gathering of all gods,” but at first glance it is obvious that the goal of the project is not at all an enthusiastic praise of already famous people, but a slight grin about the nature of fame. Kind and wise irony in relation to historical figures-brands is generally one of the key themes of soc-realism, running through Lebedev’s work for more than three decades, but in today’s context with off-scale Internet voting to determine the historical significance of personalities and events, this project takes on special sharpness.

Lebedev’s paintings captivate with their simplicity and expressiveness; the deliberately Soviet background with stars and stylized suns is perceived both as a motif from the past common to today’s Russians, and as a sign of an appeal to a great era, intertwining culture and propaganda, heroes and tyrants, past and future in a tight knot.

If Lebedev depicts in his works the “suns of Russian culture,” then Sergei Shutov presents us with his “pantheon” of fame as “flowers of thousands of lives,” those thousands of lives that outstanding individuals were able to include in your bright and rich life…

Misha Zotov’s portraits of Boris Yeltsin fit perfectly into the concept of the exhibition, in which the personality of the former president begins with a barely visible shadow of himself and ends with the barely visible silhouette of a politician behind a veil of incredible blackness.

Alexander Kosolapov, also inspired by Warhol, presents the work “Gorby-Mao”, in which, through pop art, he allows viewers to see the looping of Soviet ideology retouched with makeup, brought to its logical conclusion in a protracted monologue speech, creating an endless effect of dialogue…

Wow, it was even difficult to coherently finish this intricate sentence — even more so it was not easy to listen to many hours of “inspiring” speeches, which are a distinctive feature of the advent of “glasnost”…

The presented works of Russian artists are an endless echo of the portraits of “Mao” of the king of pop art.

At the end of the 20th century, Andy Warhol, along with representatives of bohemians, also depicted political figures who dominated American newspapers. One of his most famous works is his portrait of Mao Zedong, China’s controversial communist leader. Unexpected bursts of color literally “erase the face” of Mao’s terrifying image: we see in the portraits the bold use of its own proclaimed image against the communist propaganda machine.

By creating a series of similar images and placing them on the wall, Warhol turned Mao’s face into a supermarket product, like the bottles of Coca-Cola soda that line the shelves. Warhol’s «Mao» is now a consumer product of capitalism — the very basic idea that communism so zealously opposed.

The price of fame may be like this…

And at the end of the large-scale project, “Death” awaits us — this topic worried Andy from a young age. He insightfully said: “… when you see a terrible picture again and again, it no longer has any effect.” The artist explored how the media make news out of human grief and increase sales of publications. At the same time, terrible news, repeated over and over again, gradually loses its seriousness and turns into chewing gum that can be discussed, chewed and spat out.

According to Andy Warhol, the painting in this section of “Skulls” represents “a literal multiplication of death.” Nearby is Warhol’s famous “Electric Chair,” a slightly glamorized depiction of a gruesome means of execution that has become a definite symbol of America. Andy told the public: “You’d be surprised how many people want to hang a picture of the electric chair on their bedroom wall. Especially if the background color matches the wallpaper…” Here, “Double Elvis” subtly touches on Warhol’s fascination with death, which can be seen in the image of the celebrity as a gunman ready to kill, reminiscent of the death from which even fame cannot escape.

This theme of the exhibition is supported by the works of Oleg Kotelnikov and Nata Yanchur.

Oleg Kotelnikov, who presented a series of drawings with skulls, is reminiscent in style of Jean-Michel Basquiat, whom Warhol greatly appreciated. When asked why neo-expressionism was chosen as the main creative direction, the artist himself answers: “Everything that we see now will not happen again, appreciate the moment — it will not happen again.”

Nata Yanchur’s ideas culminate in the use of digital technologies, the freedom and spontaneity of which allows one to cut off all unnecessary things and completely immerse themselves in the essence of what is depicted in the picture.

In ancient Rome, the phrase “Memento mori” (remember death) was uttered during the triumphal procession of Roman generals. A slave was placed behind the military leader, who was obliged to periodically remind the winner that, despite his glory, he remained mortal.

I would like to believe that you and I always have a choice: to hang an electric chair or a marvelous landscape in the bedroom, to go to an exhibition or not, to enjoy life or grieve about impending death, to revel in glory or selflessly create, to live or to exist…

Warhol said: “Whenever you cry, you could laugh, you have a choice.”