Утренний свет/ Morning light

English version below

Моя милая квартира 55 на улице Бориса Галушкина, дом 12.

В ней важна каждая деталь, потому что моя память потихоньку сохраняла в своих кладовых все особенности и отличительные черты моей родной квартиры.

Причем это сохранение происходило постепенно, по мере взросления, изо дня в день. Каждый уголочек, укромное местечко, изгиб потолка, дефект на стене остались в моей памяти на долгие годы, и сейчас с закрытыми глазами я могу увернуться от несущегося навстречу дверного косяка или обогнуть выпирающий своим боевым углом стул.

Особенно мила мне моя комната, когда с утра её заливает солнечный свет и помогает начать день.

Мои первые воспоминания именно об этой комнате и мягком, комфортном, радостном свете.

Помню – я открываю глаза, и стены улыбаются мне. За дверью слышен утренний шум – мама что-то делает по дому. Я пытаюсь угадать – что же это такое. Всё как обычно: мама рядом, я нежусь в постели, за окном солнце… Спокойно и надежно.

Но я знаю, что эта утренняя благодать скоро будет прервана. Мама заглянет в комнату и велит одеваться. Но пока она занята – эти несколько минут утреннего блаженства мои.

Дальше память предлагает мне следующий эпизод.

Утро продолжается, я сижу на кровати и одеваюсь. На мне трусы и тоненькая маечка.

Солнечный свет всё также приятно согревает меня. Дверь в комнату уже открыта, звуки в квартире перестали быть загадочными.

Я беру в руки красные колготки и натягиваю их на одну ногу. Что-то отвлекает меня от дальнейшего одевания колготок. Какая-то важная мысль посещает мою детскую голову, и я забываю о том, чем занималась секунду назад. Что это за мысль и как она дальше развивается в моей голове я уже не помню, но вновь обретаю связь с реальностью только когда мама что-то мне говорит… Ах, она, конечно, торопит меня одеваться.

Щёлк! Мой мозг переключает меня на другой момент детского безоблачного утра.

Утренний яркий свет остается в моей комнате, потому что я на кухне, окна которой выходят на запад.

Передо мной стол, застеленный клеенкой, подставка с яйцом и чёрный хлеб на тарелке. Хорошо бы сказать, что на хлеб намазано сливочное масло – оно напрашивается. Но нет – я в детстве не люблю сливочное масло.

Яйцо, как обычно, сварено «в мешочек» – белок твердый, а желток жидкий. Я завтракаю. Помню, что я не очень-то хочу есть – ем, потому что мама говорит, что пора завтракать.

И опять смена картинки.

Утренние мамины дела закончились – мы идем на улицу. На мне плащик (хорошо бы вспомнить какого он был цвета) и красный вельветовый берет на красно-зелено-белой клетчатой подкладке. Дверь подъезда открывается, и мы оказываемся в нашем дворе, который с утра находится в тени и поэтому там сыровато и прохладно.

Судя по моей одежде и щебетанию птиц, на дворе весна. Мы с мамой идем по улице, которую заливает всё тот же яркий, слепящий глаза свет. Ощущение счастливого ожидания чего-то прекрасного, что должно произойти, не покидает меня. Около магазина нам встречается какая-то мамина знакомая, и они с мамой разговаривают свои взрослые разговоры…

Мое ухо невольно выщелкивает странную фразу о том, что в Доме обуви на проспекте Мира выбросили сапоги. Помню, что я искренне недоумеваю – почему сапоги выбросили и зачем их надо именно выбрасывать. Но я не решаюсь встрять во взрослый разговор с вопросом, и на долгие годы это загадочное выбрасывание сапог сопровождает меня в качестве нераскрытой тайны.

Этот разговор происходит перед дверьми «продуктового магазина в красном доме». Так этот магазин называется у нас в семье. Недалеко есть еще один магазин, в котором мы тоже покупаем продукты. Он носит кажущее на первый взгляд загадочным название «милицейский». Но в этом названии как раз нет никакой тайны. Рядом с магазином просто находится отделение милиции.

Отдельно есть еще булочная, в которой всегда вкусно пахнет хлебом. Мы с мамой заходим в неё. Она устроена как столовая: вдоль прохода, огороженного металлическим поручнем, расположены стеллажи один вплотную к другому с наклонными деревянными полками, на которых лежит разный хлеб. Покупатели двигаются вдоль поручня, кладя к себе в сумки нужные им буханки и батоны, булочки и бублики и постепенно приближаясь к кассе.

Никого не смущает, что хлеб лежит в открытом виде. Ничего похожего на сегодняшнее время – первые десятилетия XXI века, когда каждый батон упакован в целлофановый пакет.

Свежий хлеб источает сильнейший аромат, который нашептывает нам: «Съешь меня…». Именно так частенько и происходит. От только что купленного батона или буханки отламывается добрый кусок и с удовольствием съедается по дороге к дому.

Мы, как обычно, берем половинку буханки черного, батон и несколько рогаликов, которые любит мама. Если есть бублики, то мы берем их. Бублики у нас любят все.

Выходя из сумрака булочной, мы опять оказываемся на залитой светом улице, я жую отломленный мамой кусок хлеба и ощущаю, что всё идет как надо.

Перед обедом я вновь оказываюсь в своей комнате. Но солнце сдвинулось к югу, и прямые солнечные лучи уже не наполняют теплый воздух.

Это всё та же милая комната, но очарование утреннего света покинуло её.

English version

My sweet apartment 55 on Boris Galushkin Street, building 12.

Every detail is important in it, because my memory slowly saved all the features and distinctive characteristics of my native apartment in its storerooms.

And this saving happened gradually, as I grew older, day after day. Every corner, secluded spot, bend in the ceiling, defect on the wall remained in my memory for many years, and now with my eyes closed I can dodge a door frame rushing towards me or go around a chair sticking out with its fighting corner.

My room is especially sweet to me when in the morning it is flooded with sunlight and helps me start the day.

My first memories are of this room and its soft, comfortable, joyful light.

I remember — I open my eyes, and the walls smile at me. Morning noise is heard behind the door — Mom is doing something around the house. I try to guess — what is it. Everything is as usual: Mom is nearby, I am basking in bed, the sun is shining outside the window… Calm and reliable.

But I know that this morning grace will soon be interrupted. Mom will look into the room and tell me to get dressed. But while she is busy, these few minutes of morning bliss are mine.

Then my memory offers me the next episode.

The morning continues, I am sitting on the bed and getting dressed. I am wearing panties and a thin T-shirt.

The sunlight still pleasantly warms me. The door to the room is already open, the sounds in the apartment have ceased to be mysterious.

I take the red tights in my hands and pull them on one leg. Something distracts me from further putting on the tights. Some important thought visits my childish head, and I forget about what I was doing a second ago. What this thought is and how it develops in my head I don’t remember anymore, but I regain contact with reality only when my mother says something to me… Oh, she, of course, hurries me to get dressed.

Click! My brain switches me to another moment of a cloudless childhood morning.

The bright morning light remains in my room, because I am in the kitchen, the windows of which face west.

In front of me is a table covered with oilcloth, a stand with an egg and black bread on a plate. It would be nice to say that butter is spread on the bread – it suggests itself. But no – I didn’t like butter as a child.

The egg, as usual, is boiled “in a bag” – the white is hard, and the yolk is runny. I am having breakfast. I remember that I am not very hungry – I eat because my mother says it’s time for breakfast.

And again the picture changes.

My mother’s morning chores are finished – we go outside. I’m wearing a raincoat (I wish I could remember what color it was) and a red velvet beret with a red, green and white checkered lining. The front door opens and we find ourselves in our yard, which has been in the shade since the morning and is therefore damp and cool.

Judging by my clothes and the chirping of the birds, it’s spring outside. My mother and I are walking down the street, which is still filled with the same bright, blinding light. The feeling of happy anticipation of something wonderful that is about to happen does not leave me. Near the store we meet some friend of my mother’s, and she and my mother are talking about their adult conversations…

My ear involuntarily clicks out a strange phrase about boots being thrown out at the Shoe House on Prospekt Mira. I remember that I am sincerely perplexed — why the boots were thrown out and why they need to be thrown out. But I don’t dare to butt into an adult conversation with a question, and for many years this mysterious throwing away of boots accompanies me as an unsolved mystery.

This conversation takes place in front of the doors of the «grocery store in the red house.» That’s what our family calls this store. There’s another store nearby where we also buy groceries. It has a seemingly mysterious name, «police store.» But there’s no secret in this name. There’s just a police station next to the store.

There’s also a separate bakery, which always smells deliciously of bread. My mother and I go in. It’s set up like a cafeteria: along a passage fenced with a metal railing, there are racks close to each other with slanted wooden shelves containing different types of bread. Customers move along the railing, putting the loaves and buns, rolls and bagels they need into their bags and gradually approaching the checkout.

No one is bothered by the fact that the bread is lying in the open. Nothing like today — the first decades of the 21st century, when each loaf is packed in a plastic bag.

Fresh bread exudes a very strong aroma that whispers to us: «Eat me…». This is exactly what often happens. A good piece is broken off from a freshly bought loaf or a small loaf and eaten with pleasure on the way home.

As usual, we take half a loaf of black bread, a loaf and a few croissants that Mom loves. If there are bagels, we take them. Everyone loves bagels.

Coming out of the darkness of the bakery, we again find ourselves on a street flooded with light, I chew the piece of bread Mom broke off and feel that everything is going as it should.

Before lunch, I find myself in my room again. But the sun has moved to the south, and direct sunlight no longer fills the warm air.

It is still the same nice room, but the charm of the morning light has left it.